Стратегические особенности политического медиа-дискурса

Дискурс в узком смысле слова, по теории Т.А. Ван Дейка, может означать жанр [1]. Среди прочих дискурсов в этом случае выделяют политический дискурс, имеющий свои характерные особенности, отличающие его от остальных видов дискурсивных практик.

Политические дискурсы являются сегодня мощным властным ресурсом, посредством которого государственные и общественные институты осуществляют самопрезентацию, конструируют и продвигают в выгодном для них свете те или иные образы окружающей нас действительности. Более того, политический дискурс, как отмечает Е. Р. Левенкова, приобретает все чаще самостоятельное значение, становится некоей реальностью, в которой действуют свои правила [2].

Внутреннее содержание и структура данного вида дискурса является не столько отражением представлений конкретных людей о мире, сколько некоей символической реальностью с принятыми в ней нормами поведения. В настоящее время мы все чаще наблюдаем подмену того, что раньше понималось под политикой. Теперь место дискуссий, политических решений все чаще занимают некие символические действия. Мы часто видим, слышим, читаем псевдособытия, которые происходят лишь постольку, поскольку о них рассказывают.

Многие исследователи придерживаются мнения, что политические дискурсы могут представлять реальную угрозу для человечества, ведь они определяют серьезные изменения в нашей жизни. Поэтому все чаще возникает необходимость «прогнозировать развитие дискурса и созданного в нем поля значений» [3]. Другими словами, нужно научиться угадывать стратегии, по которым строится дискурс.

Политический дискурс представляет собой многоаспектное и многоплановое явление. Его отличительным признаком является огромное разнообразие жанров, среди которых особенно популярны новостная заметка, аналитическая статья, интервью и репортаж. Но все же главная черта политического дискурса СМИ заключается в том, что отправитель сообщения (журналист) в данном случае является лишь посредником между реальными политическими деятелями и событиями и получателем сообщения (читателем). Поскольку население дистанцировано от правительства и не может непосредственно наблюдать процесс принятия решений, касающихся общественной жизни, журналисты становятся «рассказчиками» о политике и политиках и, соответственно, формируют общественное мнение. Таким образом, средства массовой информации становятся практически единственным средством общения политиков и масс, коммуникация которых носит опосредованный характер.

Яркий образ медиа-дискурса, в том числе и политического, находим у В. З. Демьянкова: это «нечто вроде закусочной МакДональдса», то есть должно легко и быстро усваиваться [4]. При этом для отправителя сообщения должна создаваться возможность незаметно манипулировать сознанием аудитории.

Для описания политического дискурса в качестве базовой модели Е. Р. Левенкова предлагает модель В. И. Карасика, включающую участников политической коммуникации, к которым относятся политические субъекты (агенты) и институты (организации); сферу общения; мотивы, цели и стратегии коммуникации; а также содержательно-тематическую общность многих текстов, образующих данный дискурс [5].

Кроме всех выше перечисленных компонентов, к полю политической коммуникации некоторые исследователи причисляют также традиции, ритуалы и методы политической деятельности, политическую культуру и даже идеологию. В любом случае все составляющие поля политики напрямую связаны с дискурсом, потому что они либо составляют его референциальный аспект, то есть являются самим предметом общения, либо выступают в качестве элементов прагматического контекста, как считает Е. И. Шейгал [6].

Таким образом, специфика политики заключается в ее преимущественно дискурсивном характере. Политика как специфическая сфера человеческой деятельности по своей природе является совокупностью речевых действий. Как и любой другой, политический дискурс имеет свое поле, в центре которого находятся жанры, которые в большей степени соответствуют основному назначению политической коммуникации – борьбе за власть [7]. Это могут быть парламентские дебаты, речи политических деятелей или голосование. На периферии функция борьбы за власть взаимодействует с функциями других видов дискурса. В этом случае характеристики разных видов дискурса переплетаются в одном тексте. К примеру, новостные рубрики СМИ освещают политические события, целью которых является установление своих порядков, то есть опять же борьба за власть. Сами сообщения преследуют наряду, конечно же, с чисто информативной «более высокую» цель - они отвоевывают право на существование для своей точки зрения. Исходя из того, что всякая деятельность, в том числе информационного плана, целенаправленна, всякая информация воздействует на аудиторию с определенной целью. Средства массовой информации направлены на формирование мнения читателя (зрителя, слушателя) в определенном, институционально заданном направлении. Таким образом, политический дискурс СМИ обладает воздействующей способностью и может манипулировать общественным мнением в необходимом для отправителя сообщения русле.

Стоит отметить, что говорящие или пишущие часто пытаются не открыто озвучивать, а завуалировать свои цели, используя при этом различные приемы воздействия на сознание слушающих или читающих. Последние иногда даже и не подозревают, как, казалось бы, безобидные слова начинают властвовать над ними и подчинять их своей воле. В случае политического дискурса мы будем говорить о «власти языка», которую Е. И. Шейгал определяет как «способность языка навязывать мировидение, создавать языковую интерпретацию картины мира» [8]. В СМИ язык сознательно используется как средство для достижения определенного эффекта. Поэтому можно поспорить с утверждением Г. Г. Почепцова, что функция газетной новости заключается в информировании, а не в убеждении [9]. Наиболее состоятельной кажется точка зрения Е. И. Шейгал, полагающей, что «цель политического дискурса – не описать (то есть, не референция), а убедить, пробудив в адресате намерения, дать почву для убеждения и побудить к действию» [10].

Таким образом, передача информации в СМИ – это не констатация фактов объективной реальности, а их интерпретация, то есть перенос в иную реальность, информационную. Информация побуждает к действию: вызывает направленные мыслительные процессы и эмоциональные состояния. Информация формирует отношение к окружающему миру. Следовательно, информируя, политический дискурс СМИ воздействует.

Говоря о языке как инструменте общественной власти, Р. Блакар имеет в виду присущую языку способность к структурированию и воздействию. Он выделяет шесть «инструментов власти», которыми располагает отправитель:

1) выбор слов и выражений;

2) создание (новых) слов и выражений;

3) выбор грамматической формы;

4) выбор последовательности;

5) использование суперсегментных признаков;

6) выбор имплицитных предпосылок [11].

К инструментам языковой власти Р. Блакар относит операции с конкретными языковыми единицами разных уровней; в свою очередь Р. Барт выделяет некоторые речевые характеристики:

1) демонстрация аргументов, приемов защиты и нападения;

2) исключение соперника из диалога сильных, монологизация дискурса;

3) структурная завершенность, четкость, императивность речи [12].

Особую значимость для интерпретации политического дискурса приобретает также его сюжетно-ролевая структура, для которой характерна оппозиция «свой – чужой» или более частные ее варианты: «друг – враг», «союзник – оппонент». Данную оппозицию можно считать функциональной, потому что наличие противоборствующих сторон является неотъемлемой чертой политического дискурса в силу его природы, его агонистики [13].

Другой яркой оппозицией, часто обыгрываемой в СМИ, является противопоставление «угнетатель – угнетенный», как варианты: «обидчик», «разбойник», «грабитель», «виновник» – «обиженный», «обездоленный», «изгой». Нередко эта оппозиция не имеет, однако, ничего общего с настоящим положением дел, а лишь является искусным вымыслом журналистов и стоящих за ними общественных структур, которые преследуют определенные цели, описывая события в данном ключе.

Отличительной чертой политического дискурса СМИ как жанра в рамках политического дискурса является его интертекстуальность, поскольку здесь мы имеем дело с вербализованным результатом речи. Термин, введенный Ю. Кристевой для обозначения многоплановости межтекстуальных отношений, определяет любой текст как составную часть широкого культурного контекста [14]. Вопрос об интертекстуальности продолжает проблематику диалогического понимания, рассматриваемую в работах М. М. Бахтина, и предлагает воспринимать любой текст как открытую структуру. В тексте всегда присутствуют отсылки, аллюзии, цитаты, как полагают многие исследователи. Таким образом, текст существует за счет многих других предшествующих ему текстов, открывая возможности для порождения последующих. М. Фуко использует яркую метафору муравей­ника для описания взаимного влияния многочисленных текстов друг на друга». Какой статус следует закрепить за дневниками, заметками, записями слушателей, короче говоря, за всем тем муравейником словесных следов, который человек оставляет после смерти и которые обретают голос в бесконечном пространстве языков?» [15].

В связи с отсылкой текста к другим текстам, предшествующим ему, встает вопрос о еще одной важной особенности политического дискурса СМИ, в первую очередь, интернет-источников, – факторе времени. Актуальность того или иного текста напрямую связана с моментом реального политического события. Это очень легко просматривается в сетевых газетах и журналах, где статьи «прошлого» дня мгновенно помещаются в архивы. Временной фактор часто является составляющей стратегической кампании СМИ, поскольку тексты, возникшие в течение одного дня, но в разное время суток, могут освещать разные события или одни и те же события, но с совершенно иной стороны или с новыми подробностями. Кроме этого, со временем к лаконично изложенным фактам может прибавляться и оценка события. То есть, в данном случае можно говорить о разных интерпретациях одних и тех же явлений.

Таким образом, политический дискурс не монолитен и существует множество жанров внутри данного вида дискурса, которых объединяют, в первую очередь, общность тематики, целей и установок отправителя сообщения. Политический медиа-дискурс занимает особое место в жанровой классификации политического дискурса, поскольку отличается масштабным охватом аудитории и своим воздействующим потенциалом. Именно благодаря данному виду дискурса осуществляется ежедневное общение политиков с массами и формируется общественное мнение. К стратегическим особенностям политического дискурса в целом и дискурса СМИ в частности относятся «власть языка» и специфическая сюжетно-ролевая структура. Интертекстуальность и временной фактор отличают политический дискурс СМИ от других жанров внутри политического дискурса.

[1] Dijk T.А.van. Ideology: A Multidisciplinary Approach/T.A.van Dijk. Пер. с англ. А. Дерябин. London: Sage, 1998. URL: http://psyberlink.flogiston.ru/internet/bits/vandijk2.htm (дата обращения: 8.06.2012). [2] Левенкова Е.Р. Британский и американский политический дискурс: контрастивный анализ /Е.Р. Левенкова. Самара, 2010. С. 36.

[3] Там же. С. 37.

[4] Демьянков В.З. Интерпретация политического дискурса в СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: учебное пособие / отв. ред. М.Н. Володина. М.: Изд-во Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, 2003. С.116-133.

[5] Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс / В.И. Карасик. Волгоград: Перемена, 2002. С. 288-290.

[6] Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса / Е.И. Шейгал. М.: ИТДГК «Гнозис», 2004. С. 24.

[7] Там же. С. 244.

[8] Шейгал Е.И. Власть как концепт и категория дискурса. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Article/scheig_vlast.php (дата обращения: 8.06.2012).

[9] Почепцов Г.Г. Теория коммуникации/Г.Г. Почепцов. М.: Рефл-бук, 2001. С. 52.

[10] Шейгал Е.И. Власть как концепт и категория дискурса.

[11] Там же.

[12] Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. М.: Прогресс, 1994. С. 538.

[13] Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. URL: http://dic.academic.ru/dic.nsf/dic_fwords/2471/%D0%90%D0%93%D0%9E%D0%9D%D0%98%D0%A1%D0%A2%D0%98%D0%9A%D0%90 (дата обращения: 8.06.2012).

[14] Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман / Ю. Кристева // пер. с фр. Г.К. Косикова // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. – 1995. – №1. – С. 97.

[15] Фуко М. Археология знания / М. Фуко. Киев: Ника-Центр, 1996. С. 25.